Денис Федоров: «Коллеги из «Совета рынка» третий или четвертый год блуждают в трех соснах»

Интервью с главой «Газпром энергохолдинга» Денисом Федоровым

В начале года потребление энергии в России начало восстанавливаться: причиной тому прекращение спада в экономике и аномально холодная зима. Власти обратили более пристальное внимание на энергетиков: прождав больше года, они получили первые сигналы о запуске долгосрочного рынка мощности. Но тут же были жестко раскритикованы главой правительства за затягивание сроков строительства новых энергомощностей. О справедливости премьерской критики, обменных энергосхемах и «сусанин­ских» замашках регулирующих структур корреспонденту РБК daily СЕРГЕЮ ИСПОЛАТОВУ рассказал глава «Газпром энергохолдинга» ДЕНИС ФЕДОРОВ.

Поэтому нас отнесли к «отличникам»

— «Газпром» оказался в числе лучших электроэнергетических компаний, отмеченных премьером Владимиром Путиным на «жестком» отраслевом совещании на Саяно–Шушенской ГЭС 24 фе­враля. У вас действительно все в порядке с реализацией инвестпрограмм?

— Мы заслужили положительную оценку, потому что большин­ство инвестиционных проектов в наших компаниях выполняется очень хорошими темпами. В «Мосэнерго» мы уже реализовали инвестпрограмму: пуск четвертого энергоблока — вопрос краткосрочной перспективы, ввод будет осуществлен в этом году. Оборудование смонтировано, и осталось завершить пусконаладочные работы. В последнее время у нас были небольшие проблемы с генподрядчиком по АСУ (автоматизированной системе управления). Этим вопросам уделяется повышенное внимание, особенно после аварии на Саяно–Шушенской ГЭС. Но сейчас все договоренности уже достигнуты. Достаточно все позитивно с вводами и в ТГК–1 и ОГК–6.

Кроме того, у нас есть Адлер­ская ТЭС, по которой уже проведена работа по оценке воздействия на окружающую среду, получено положительное заключение экологиче­ской экспертизы. Мы одни из немногих, кто получил всю необходимую разрешительную документацию и укладывается в график.

По Калининградской ТЭЦ–2 у нас были проблемы со схемой выдачи мощности, сейчас они в значительной степени решены. Пуск планируется на конец года точно в соответствии с графиком.

— А как же «объективные трудности»?

— Мы не ищем предлогов для объяснения причин задержек. Например, ТЭЦ–7 в Санкт–Петербурге после завершения строительства три месяца простаивала из–за отсутствия схемы выдачи мощности. Неважно, чья была вина — наша или нет. Мы построили блок, свои обязательства выполнили и не прикрывались отсутствием договоренностей, например с сетевой компанией. Мы, безусловно, жест­ко спрашиваем с менеджмента за недоработки, а не ищем оснований для отсрочки, что практикуют многие. В том числе и поэтому нас отнесли к «отличникам».

— Но компания целый квартал недополучала доходы от построенной станции.

— Несомненно. Мы сделали соответствующие выводы и теперь уделяем более пристальное внимание согласованиям с так называемыми инфраструктурными организациями. Хотя, несомненно, есть объективные ситуации, возникшие в связи с действиями недобросовест­ных подрядчиков, или форс–мажорные ситуации, такие как «исчезновение» целых предприятий, под которые планировалось строительство мощностей. Подобные вопросы мы стараемся оперативно решать с Минэнерго, договариваясь о небольших корректировках по срокам. Новый замминистра задал достаточно бодрые темпы, и в последнее время работа пошла активнее. В самое ближайшее время мы надеемся завершить все переговоры и парафировать график вводов как приложение №1 к новым договорам на предоставление мощности (ДПМ). Корректировки есть по ОГК–6 и ТГК–1, но они небольшие, укладываются в полтора–два года, которые разрешены Минэнерго.

Кузичев ответственности не избежит

— Но по ОГК–2 не все так гладко. Компания ратует за значительный перенос сроков вводов, озвученных на том же совещании у премьера.

— Ситуацию вокруг ОГК–2 характеризует несколько ключевых моментов. Во–первых, ни копейки из средств, полученных в ходе допэмиссии, не было направлено на иные, нецелевые проекты. Использование средств исключительно целевым образом позитивно воспринимается регулирующими органами. Во–вторых, все контракты (в рамках инвестпрограммы ОГК–2. — РБК daily) были заключены до нашего прихода в компанию, а нам пришлось приложить большие усилия для нормализации инвестиционного процесса. Сейчас мы близки к заключению мирового соглашения с «Группой Е4» (выступала генеральным подрядчиком на строительстве двух энергоблоков Ставропольской ГРЭС, компании выплачен аванс в 8,8 млрд. руб. — РБК daily), думаю, до конца марта документы будут подписаны.

По проекту Троицкой ГРЭС преж­няя команда управленцев ОГК–2 во главе с гендиректором Михаилом Кузичевым выплатила аванс генподрядчику размером свыше 11 млрд. руб. Генподрядчик («Кварц — Новые технологии». — РБК daily) до сих пор не вышел на площадку, отчасти причина — внутренние проблемы самого подрядчика.

Но вины с нынешнего менеджмента ОГК–2 мы также не снимаем: 4 марта у нас был совет директоров, где была поставлена неудовлетворительная оценка нынешнему менеджменту компании по реализации инвестпрограммы. На следующем заседании ждем предложений по кардинальному улучшению ситуации и плана финансирования основных проектов. После смены руководства прошло более полутора лет. Мы, как акционеры, понимаем все существующие проблемы, но считаем, что этого времени было достаточно, чтобы с ними разобраться и приступить к активной реализации проектов. Больше принимать отговорки подобного рода не будем. Хотя это не значит, что мы не будем далее активно добиваться привлечения бывшего менеджмента ОГК–2, и в первую очередь г–на Кузичева, к различным видам ответственно­сти.

— Претензии к менеджменту ОГК–2 могут привести к смене руководства?

— Кадровых решений пока не готовится. Мы дали менеджменту четкую установку: навести порядок в операционной деятельности. Сейчас компания начала показывать неплохие результаты. При г–не Кузичеве прибыль была лишь однажды — 35 млн. руб., а суммарный бухгалтерский убыток в период работы его команды — 3,5 млрд. руб. По итогам 2009 года выходим примерно на 1,5 млрд. руб. по чистой прибыли, выполнили все задания «Газпрома» по антикризисным бюджетам. Оптимизировав затраты, мы увеличили ремонты, прежде всего на Троицкой ГРЭС. Нельзя сказать, что мы всем довольны, но то, что сейчас, и то, что было раньше, — это как небо и земля. Теперь мы говорим: «Уважаемые коллеги, все относительно неплохо, но инвестиционной деятельности уделяется недостаточное внимание». И меня, например, больше всего возмутили показатели четвертого квартала, когда финансирование и освоение инвестсредств составили «ноль» и «ноль».

По реализации проекта на Серовской ГРЭС, где планируется, что будет работать Е4, мы хеджируем риски конфликта между руководством ОГК–2 и подрядчика. Мы введем компанию, исполняющую функции заказчика–застройщика, а ОГК–2 при этом будет выступать в качестве инвестора, сохранит контрольные функции, так как ей эксплуатировать эту станцию. Такую схему мы уже применяли в Калининграде и Адлере. Пока компания — заказчик–застройщик не утверждена, решение будет принято в ближайшее время, но скорее всего это будет компания «Межрегион–Энергострой», уже успешно выполняющая эти функции в Калининграде и Адлере.

Деньги на ветер

— Почему вы считаете проект на Троицкой ГРЭС самым рискованным?

— Аванс выплачен два года назад, но на площадке до сих пор растет трава, даже не осуществлен перенос коммуникаций, не завершено проектирование. Более того, в России никогда не строились станции на базе китайского оборудования. Во–вторых, в нашей стране ни у кого нет опыта работы с такими котлами — 660 МВт, таких пыле­угольных блоков в нашей стране никогда раньше не было. В–третьих, по поставкам оборудования предполагалась цепочка посредников непосредственно в Китае. Мы ездили на китайский завод. Остается открытым вопрос соответствия оборудования российским стандартам. Могут возникнуть трудности при согласовании с Ростехнадзором, риск того, что блок вообще запретят пускать в эксплуатацию. До последнего времени генеральным проектировщиком была компания EastEnergo. Компания неизвестная, а ей поручили самый крупный энергообъект в стране. Это за гранью разумного, поэтому мы со своей стороны недавно выдвинули требования генподрядчику о том, что дальше двигаться не будем, пока не сменится проектировщик. Мы со своей стороны выдвинули кандидатуру — московский институт «Теплоэлектропроект», который принадлежит «ЕСН Энерго». Эта компания имеет богатый опыт проектирования угольных блоков, работала в том числе с китайским оборудованием. Думаю, что в ближайшее время мы оформим отношения с этим институтом. Но риски все же колоссальные. Все деньги уходят в Китай, а что нам оттуда вернется, не знаем. Поэтому мы вынуждены сейчас максимально дистанцироваться от этого проекта. Несмотря на то что мы будем строго отслеживать все конкурсные процедуры и качество подрядных организаций, договорная конструкция, которую мы предложили генподрядчику, такова, что всю ответственность за набор гарантийных показателей блока несет он.

— Насколько сдвигаются сроки Троицкого проекта?

— Сейчас мы выходим в Минэнерго с предложением — 2014 год. Первоначально сроки по двум энергоблокам обозначались как 2011—2012 годы, но сейчас остается один. Ранее мы предлагали перенести срок на 2013 год, но неоднократно говорили, что время уходит, а решения нет. С момента подписания протокола «Системным оператором» прошел уже год. Брать на себя обязательства, которые мы не сможем выполнить, мы не хотим.

— Почему вы не отказываетесь от услуг генподрядчика?

— Свыше 11 млрд. руб. уже выплачено. Но договорная конструкция такая, что мы видим большие риски проиграть дело в суде. Не хочу повторять, но там известна аффилированность компаний с бывшим менеджментом РАО «ЕЭС России». Контракт даже еще более жесткий, чем с Е4. Там даже нет банковских гарантий, мы заплатили более 11 млрд. руб. просто так!

— Ранее вы вели переговоры о продаже Троицкой ГРЭС «Интер РАО ЕЭС», так как она «завязана» на энергосистему Казахстана. Снят ли вопрос окончательно?

— «Интер РАО» и мы декларировали интерес к активам друг друга. Был приглашен независимый оценщик, которому доверяют обе стороны. Он сделал заключения по предлагаемым к обмену активам, в том числе по Троицкой ГРЭС. После этого мы собрали «пул» активов, обмен которыми устраивает обе стороны. Мы стремимся к «нулевому» варианту — без доплат, так как каждая из компаний нуждается в деньгах для финансирования инвестпрограмм. В первый «пул» Троицкая станция не попала по одной причине: она очень дорого стоит. Цену не назову, но всю ОГК–2 мы приобрели дешевле, чем сейчас стоит одна эта из пяти станций, входящих в компанию.

— Когда может быть закрыта сделка по первому «пулу»?

— На уровне менеджмента «Интер РАО» и «Газпром энергохолдинга» мы выработали проект договоренностей, сейчас этот вопрос на рассмотрении у наших руководителей. После этого путь для реализации сделки может быть открыт. В первый «пул» с нашей стороны входят несколько электростанций и один пакет акций, с их стороны — одна станция и тоже один пакет. Если сделка будет, то она может быть завершена до конца года. Между тем было бы желательно, чтобы оперативное управление перешло сторонам по итогам летних собраний акционеров.

Есть и второй «пул», который требует дополнительной работы. И тут наши коллеги должны четко понимать ситуацию и по проблемам с генподрядчиком (Троицкой ГРЭС. — РБК daily), и по золоотвалу, расположенному в Казахстане, и по техническому состоянию станций. Переговоры по второму «пакету» ведутся, но отшлифованных договоренностей пока нет. Активные консультации могут начаться после принятия окончательного решения по первому «пулу».

— Но даже при таких проблемах Троицкая ГРЭС стоит достаточно дорого?

— Это вторая по размеру угольная станция в России. Поставляемый сюда казахский уголь достаточно низкого качества, что сказывается на его цене, тогда как стоимость газа, на котором работают соседние станции, постоянно повышается. Как только ее техническое состояние станет удовлетворительным, она станет крайне рентабельной. Сейчас «кормилицей» для ОГК–2 является Сургутская ГРЭС, а «потребителями» — все остальные станции. Мы поставили задачу до конца года сделать техсостояние более чем надлежащим.

— А третья очередь в «обменных» планах сущест­вует?

— Мы открыты и находимся в конструктивном диалоге не только с «Интер РАО». Общаемся с Fortum, «Комплексными энергетическими системами».

Недостаток средств существует

— После критики Владимира Путина ряд компаний может пересмотреть инвестпрограммы в сторону увеличения. Вы подобных шагов не планируете?

— За счет Адлера и Калининграда у нас и так больше обязательств, чем в ДПМ. Безусловно, мы смотрим отдельные проекты, которые могут быть выгодны без привлечения финансирования со стороны основного акционера. Есть предложения Минэнерго присмотреться к проектам и в других регионах, и вне России. Варианты, возможно, будут проработаны в течение месяца, но они точно не должны привести к увеличению нагрузки на «Газпром».

— Рассматриваете ли возможность размещения допэмиссий для финансирования текущих инвестпрограмм?

— Это возможно, но этот вариант — самая крайняя мера. Внутри «Газпрома» утверждена финансовая политика всех компаний, на базе которой мы пересчитали их концепции, показав основному акционеру существующий недостаток средств. В 2010 году оцениваем его в 18 млрд. руб. Если проводить допэмиссию, чтобы полностью закрыть инвестпрограмму ТГК–1, нам требуется 10 млрд. руб. По ОГК–6 мы прорабатываем вариант перевода двух проектов на SPV (создание проектных компаний специального назначения). Если это удастся, дополнительные средства ОГК–6 не понадобятся, в противном случае мы оцениваем потребности еще в 8—10 млрд. руб. По ОГК–2 и «Мос­энерго» нужды этого года закрыты. Кроме того, совместно с финансово–экономическим департаментом «Газпрома» прорабатываем варианты целевого финансирования и оплаты акционером процентов по кредитам. Дело в том, что по показателю долг/EBITDA мы имеем приличный запас, а вот по показателю проценты/EBITDA не проходим. Надеюсь, в течение одного–полутора месяцев решения по схемам финансирования этого и, возможно, следующего года будут приняты.

— С кем ведутся переговоры о создании SPV?

— Это российские компании, связанные с электроэнергетикой, но не являющиеся ни портфельными, ни стратегическими инве­сторами генерирующего сектора. Также они не имеют отношения ни к нефти, ни к газу.

Нужно оценивать объем затрат

— 24 февраля премьер сообщил о подписании базовых документов для запуска долгосрочного рынка мощности (ДРМ). Впрочем, в секторе остаются разногласия. Какие вопросы остаются камнями преткновения?

— По ДПМ есть небольшие замечания, но, думаю, мы быстро их доработаем, договоры для всех компаний будут типовыми. Что касается ДРМ, то подписанное постановление не содержит ценовых показателей. Тут я вижу три большие проблемы. Мы считаем, что WACC, очищенная от инфляции (средневзвешенная стоимость капитала), должна составлять 10—12%, цифра подкрепляется расчетами инвестбанков. В Европе показатель равен 7—7,5%, но риски у нас в отсутствие возможности превышения price–cap (предельного уровня цен) и при больших полномочиях регулятора по сглаживанию цен существенно выше. В противном случае проще покупать объекты в Европе, где есть четкие правила, которые не пересматриваются ежегодно, как у нас. Объем ДПМ незначителен — лишь 20—25% от всей мощности российской энергетики, и кто не может решить проблему ее старения и неэффективности, привлечение инвесторов необходимо. Отдельно стоит отметить, что роль генерации в росте тарифов незначительна и отчасти формируется топливной составляющей. Вообще же основной вклад дают сетевые, гидро– и атомная компании.

Второй спорный момент — «изобретение» «Совета рынка» — терминальная стоимость, или то, сколько будет стоить станция после периода окупаемости. Эта цена, первоначально определенная в размере 500 долл., вычитается из платы за мощность. Мы в Москве строили блоки за 1 тыс. долл. за 1 кВт, и коллеги полагают, что через 15 лет они будут стоить 500 долл. Тогда давайте предусмотрим, чтобы у нас был опцион на право их продажи по этой цене. После этого предполагаемая терминальная стоимость упала, но пока переговоры продолжаются. Идея, возможно, правильная, но надо учитывать, что если без нее мы окупаем станцию за 12—15 лет, то с терминальной стоимостью — за 20—25 лет.

И третий вопрос — price–cap на старую мощность с 2015 года. По­требители в лице Павла Струнилина (вице–президент ТНК–ВР по энергетике. — РБК daily) предложили зафиксировать его на уровне 40 тыс. руб. за 1 МВт в месяц при текущей 120—130 тыс. руб. Текущая плата за мощность состоит из зарплат, ремонтов и услуг структурных компаний. Генератор может «резать» только первые два пункта, так как услуги инфраструктурных организаций устанавливаются регулирующими органами. Наша позиция проста — price–cap на старую мощность должен быть равен стоимости строительства самой дешевой генерации, что даст выбор: поддерживать действующую мощность или возводить новую, получая доход за счет ее большей эффективности. Второй вариант — индексация действующих тарифов, что, вероятно, вынудит инвесторов использовать старую мощность до последнего.

— У ваших компаний второй год трудности при проведении конкурентных отборов мощности. В этом году возникли разногласия по поводу терминов «модернизированная» и «новая» мощность. «Совет рынка» очертил границы этих понятий?

— Вопрос о критериях оценки модернизации мощностей г–н Фаш (Доминик Фаш — глава Enel–ОГК–5. — РБК daily) задал на совещании у премьера и получил ответ, что к ней надо относиться как к новой. Это абсолютно наша позиция — рыночный подход. Нельзя признавать модернизацией повышение КПД на 0,5%, но преобразование паросилового блока в парогазовый — это фактически новое строительство. Нужно оценивать объем затрат. Сейчас мы вынудили «Совет рынка» представить критерии в письменном виде, и если в следующем году они будут вновь изменены регулятором, то это уже будет иметь крайне негативные последствия для инвестиционной привлекательности отрасли.

Коллеги из «Совета рынка» третий или четвертый год блуждают в трех соснах и не только сами заблудились, но уже у всего инвести­ционного сообщества от их ежене­дельных нововведений голова идет кругом. Ну а мы в случае очередных «новых идей» будем требовать компенсации выпадающих доходов. Мне кажется, что в следующем году состав наблюдательного совета «Совета рынка» должен поменяться. Отчасти именно регулятор виноват в создании условий, при которых произошла приостановка в реализации инвестиционных программ и возникла необходимость проводить совещания, подобные саяно–шушенскому. Регулятор должен нести полную ответственность за то, что многие не приступили к реализации инвестпрограмм.

15.03.2010, РБК Daily