Через год после Фукусимы понимание необходимости развития атомной энергетики существует в абсолютном большинстве стран

Брифинг генерального директора Госкорпорации «Росатом» Сергея Кириенко в РИА "Новости" 23 марта

23 марта в преддверии Саммита по ядерной безопасности в Сеуле в агентстве РИА «Новости» состоялся брифинг генерального директора Госкорпорации «Росатом» Сергея Кириенко (стенограмма печатается с сокращениями, материал предоставлен пресс-службой ГК).

ВЕДУЩИЙ: Сегодня у нас в гостях генеральный директор государственной корпорации по атомной энергии «Росатом» Сергей Владиленович Кириенко. Тема брифинга – саммит по ядерной безопасности в Сеуле, который пройдет в ближайшее время. Вам слово.

С.КИРИЕНКО: Спасибо, уважаемые коллеги. В понедельник в Сеуле начинается Всемирный саммит по вопросам ядерной безопасности, куда съезжаются главы государств и высокопоставленные делегации всех стран, которые работают в сфере атомной энергетики. Это важнейшее событие, особенно в понимании того, что практически одновременно с этим саммитом проходит годовщина трагического землетрясения, природной катастрофы в Японии, последствием которого стала техногенная катастрофа на атомной станции Фукусима. После этого в мире очень много вопросов было о перспективе развития атомной энергетики, не остановилась ли она.

Конечно, на саммите в Сеуле итоги этого года тоже будут подводиться, и оценка событиям Фукусимы и ее последствиям тоже будет дана. Наверное, можно сегодня твердо говорить, что по прошествию года после Фукусимы понимание необходимости развития атомной энергетики существует в абсолютном большинстве стран. Сегодня всего несколько стран, которые затормозили свои программы или отказались.

Ключевые страны, развивающие атомную энергетику, такие как Россия, США, Китай, Франция, Великобритания, Индия, сама Южная Корея, где мы собираемся, – все эти страны не только не остановили свои программы, а, скорее, даже развернули довольно масштабные программы развития атомной энергетики. Тем не менее, конечно же, все эти программы развития потребовали очень жесткого понимания того, какие требования безопасности должны предъявляться. Вы знаете, что в России у нас все станции прошли не только нашу внутреннюю проверку в соответствии с решениями правительства, но и проверку по линии всемирной ассоциации операторов атомных станций WANO, и по линии специальной миссии МАГАТЭ. Поэтому уверен, что в Сеуле будет разговор и об этом.

Обязательно будет разговор о необходимых изменениях законодательства. Вы помните, наверное, что в прошлом году президент России Дмитрий Медведев высказал целый ряд таких, принципиальных правовых инициатив России о том, как надо изменить международное законодательство для того, чтобы сделать атомную энергетику гарантированно безопасной не только в отдельно взятой стране, но и в мире в целом. Это инициативы, связанные с корректировками конвенций международных. Предложения России были приняты конференцией специальной, которая в прошлом году проходила, и генеральной конференцией МАГАТЭ. Они включены в план действию по повышению ядерной безопасности, сейчас идет активная работа по их обсуждению участниками конвенции на площадке МАГАТЭ. Поэтому мы ожидаем, что в Сеуле будет разговор и об этом.

Ну и, конечно, это имеет значение еще и с точки зрения двусторонних контактов. Все наши ключевые партнеры будут в Сеуле, поэтому мы предполагаем еще и целый ряд двусторонних встреч и на высшем уровне, и на уровне руководства отраслей. Для нас это важно, потому что, как я сказал, год был показательный. Могу сказать, подводя итоги этого года, наверное, самое главное. Мы всерьез понимали, что после Фукусимы может случиться так, что нас ожидает год спада, и мы недосчитаемся не только увеличения контрактов, но и даже не сможем сохранить имеющуюся базу контрактов.

В реальности ситуация такова, что мы по  объемам контрактов на сооружение атомных станций за рубежом за прошлый год удвоили свой объем заказов. Мы на начало прошлого года, на февраль прошлого года прямо перед Фукусимой имели заказ на сооружение 12 блоков за рубежом. Один блок, мы считаем, поскольку он прошел энергопуск, достроенным, идет уже окончательная сдача в эксплуатацию – это Бушер в Иране. У нас осталось 11. На 1 января этого года мы имеем объем подписанных заказов в количестве 21 блока. То есть мы удвоили объем заказов с точки зрения сооружения атомных станций по российским проектам за рубежом.

То же самое и по России. У нас двигается наша российская программа. Выручка госкорпорации Росатом в прошлом году выросла, составила почти 500 миллиардов рублей. Атомные станции России дали рекордное количество электроэнергии 172,7 миллиарда киловатт-часов. Объем добычи природного урана у нас вырос на 35% и очень сильно приросли запасы с себестоимостью ниже 80 долларов за килограмм – это вот такой важный для нас показатель.

Могу взять еще один пример. Общий объем зарубежных заказов предприятий Росатома, подписанных на сегодняшний день (мы считаем только в горизонте 10 лет) превышает 50 миллиардов рублей.

Ну и, конечно, крайне важно, это был год, когда мы обеспечили максимальное количество пусков. Могу сказать, что такого количества пусков объектов атомной энергетики не было с советского времени. Последний раз у нас такой уровень был, помнится, в 1984 году. В этом году у нас сдан, как я уже сказал, энергетический пуск Бушера, состоялся пуск и сдача в эксплуатацию нашего совместного объекта с китайскими партнерами – быстрого исследовательского реактора в Китае, это газоцентрифужный завод в Китае, сооруженные по российским технологиям с участием российских специалистов, это 4−й блок Калининской атомной станции.

Мы были готовы в прошлом году обеспечивать физпуск и первого блока «Куданкулам» в Индии, который перенесся сейчас на этот год из-за политических дискуссий, которые были внутри Индии. Ну, к нашей радости, эти дискуссии, вроде бы, закончились, поэтому рассчитываем, что в ближайшее время и этот пуск состоится. Но обращаю внимание, что 4 пуска в год, которые мы были готовы (или даже 3 пуска в год) – за все предыдущие годы, мы там за 18 лет обеспечили 3 достройки. А здесь 3 пуска в один год. То есть, вот, собственно, масштабная программа, которая была развернута в стране, она, конечно, начала давать результаты. Это при огромной работе, связанной с повышением требований по безопасности АЭС.

Только по физической защите российских атомных станций у нас в 2011 году прошло 19 комплексных проверок силами правоохранительных органов, в первую очередь Федеральной службы безопасности, Министерством внутренних дел, внутренних войск. Более 29 миллиардов рублей потрачено в прошлом году на повышение безопасности действующих атомных станций России. Бóльшая часть этих программ у нас носит такой, плановый характер, но мы предпринимали и специальные целевые программы после событий на Фукусиме, которые были в первую очередь связаны с обеспечением дополнительных автономных источников энергоснабжения и водоснабжения атомных станций. Эта программа полностью в прошедшем году реализована.

После вступительного слова Сергей Кириенко ответил на вопросы журналистов:

ВЕДУЩИЙ: Спасибо большое. Украина заявила вчера, что выполнила все свои обязательства по снижению ядерной угрозы. Можете это прокомментировать? Россия – участник этого процесса?

С.КИРИЕНКО: Да, это правда. И я с удовольствием это готов подтвердить. Значит, вы знаете, что у нас есть такая совместная программа – это программа, которую реализуют 2 страны в мире, США и Россия. Понятно, что США и Советский Союз когда-то произвели практически весь высокообогащенный уран, использующийся на исследовательских реакторах в мире. И поэтому 2 эти страны в какой-то момент сели и взяли на себя очень важное обязательство. Хочу подчеркнуть, что эта работа не носит коммерческого характера, это не заработок, это, в общем, ну, такая, знаете, высокая мера ответственности двух стран-лидеров, которые сказали «Мы создали этот высокообогащенный уран, мы отвечаем за то, чтобы он никогда не попал в руки, ну, того, к кому не должен попасть в руки. Поэтому мы принимаем решение, что каждая страна, кто произвел этот высокообогащенный уран, тот забирает его к себе обратно, обеспечивая поставку низкообогащенного урана для соответствующих исследовательских реакторов». Вот эта работа ведется уже достаточно продолжительный период времени. И, действительно, у нас оставалась такая задача по Украине. Значит, у нас общий объем высокообогащенного урана на территории Украины – 160 кг. Это много, это, в общем, больше десятка зарядов. То есть из этого можно было бы сделать более 10 бомб при необходимости. Значит, 160 кг еще не проходившего облучение высокообогащенного урана и 75 кг облученного высокообогащенного урана. Вот, собственно, мы вместе с нашими украинскими партнерами завершаем на этой неделе эту программу. Вчера пришел эшелон из Харьковского физико-технологического института – это 109 кг свежего высокообогащенного уранового продукта, и к воскресенью у нас будет завершающий эшелон, который привезет еще 20 кг облученного высокообогащенного урана из Киевского института ядерных исследований Академии наук Украины. То есть это снимает последние, даже гипотетические опасения о том, что высокообогащенный уран на территории Украины мог бы попасть в какие-то недобросовестные руки. Хотя, в общем, мы считаем, что такого риска и не было – наши украинские партнеры все меры по защите предпринимали очень надежно. Но, тем не менее, это добросовестное выполнение своих обязательств и Украиной международных, и РФ. Ну а, кстати, всего могу сказать, что только по этой программе у нас вывезено 1600 кг высокообогащенного урана из разных стран. Ну, это, в общем, около сотни ядерных зарядов, так, в разных версиях. Ну, не меньше. Минимальное количество зарядов — 66, которое из этого можно сделать. С сегодняшними технологиями даже несколько больше. Считаю, что это важнейший вклад, который Россия и США вносят в безопасность в мире. Если к этому добавить еще и проект WANO, по которому у нас в общей сложности уничтожено высокообогащенного, ну, разбавлено высокообогащенного урана, из которого можно было бы сделать порядка полутора тысяч ядерных боеголовок. Вот, давайте посчитаем тот вклад, который в добровольном порядке Россия уже внесла в безопасность в мире. То есть нам есть, что показать на саммите по ядерной безопасности в Сеуле.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Сергей Владиленович, скажите, пожалуйста, как вы считаете, существующая система распределения ответственности за ущерб в случае аварии на объектах атомной отрасли – насколько она вообще адекватна существующей ситуации? И вообще как вы считаете, кто должен в первую очередь нести ответственность? Поставщики технологий, эксплуатирующие компании или страна? И как эта мера ответственности должна быть распределена? Я в первую очередь имею в виду, конечно, ущерб, который может быть нанесен соседним территориям, соседним странам. Спасибо.

С.КИРИЕНКО: Мы считаем, что базовая вещь, которая заложена в сегодняшние международные нормы, правильная, потому что главная ответственность – это всегда должна быть ответственность эксплуатирующей организации. Понимаете, чего нельзя допустить на атомных объектах, я не буду в эту тему сейчас глубоко проваливаться, иначе мы с вами все эти 30 минут оставшиеся этому посвятим (глубокая тема). Но базовая вещь одна, чтобы вы понимали позицию. Я считаю, что на сложных и ответственных объектах всегда должен быть один ответственный. Как только мы сделали размывание ответственности – за что-то эксплуатирующая, за что-то надзор, за что-то государство – все, это конец, мы не найдем ответственного. Вот таким ответственным всегда должна быть эксплуатирующая организация. Она принимает оборудование от поставщика, она обеспечивает эксплуатацию. Если ее не устраивает качество оборудования, мы сейчас, ну, там, в разы увеличили входной контроль, просто в разы увеличили входной контроль. Мы, по сути, воссоздаем систему, которая в советские годы была государственной, когда на предприятиях, которые производят оборудование для атомной отрасли, была такая госприемка. Сейчас мы делаем свою отраслевую приемку. Нам отвечать за безопасность, значит, мы должны проверять, что поставляют нам предприятия. Поэтому базовая вещь: основную ответственность должна нести эксплуатирующая организация.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Болгарское национальное радио. Скажите, пожалуйста, согласится ли российская сторона на очередное продление переговоров по «Белене», сроки которых истекают буквально через неделю? И что будет с реактором, который уже готов? Возможен ли его выкуп обратно или поставить его на АЭС «Козлодуй», как есть такие предложения. Спасибо.

С.КИРИЕНКО: Не скажу, что это совсем по теме сеульского саммита. Увы. Но понимаю, что для вас вопрос важный. Вы знаете, мы ждем предложений от наших болгарских партнеров, потому что пока кроме заявления вновь назначенного министра для болгарских СМИ у нас ничего нет. Нельзя принимать решение по таким вопросам на основании интервью во внутренних СМИ. Все-таки у нас партнерские взаимоотношения, поэтому мы очень рассчитываем, что наши болгарские партнеры что-то нам официально напишут по поводу своей позиции. Не буду скрывать, до какого-то времени мы внимательно реагировали на каждое интервью и каждое заявление, поскольку за последнее время они многократно менялись, то есть примерно раз в месяц должностные лица в Болгарии дают взаимоисключающие заявления. Иногда это разные должностные лица, иногда, что удивительно, это одни и те же должностные лица. Поэтому мы, в общем, немножко перестали реагировать на заявления в СМИ. Мы ждем официальной позиции болгарской стороны.

Мы столько сил потратили на этот проект, что, конечно, очень заинтересованы в том, чтобы найти решение и все-таки его достроить. В нашем объеме заказов 21 контракт – и контракт по «Белене» уже не играет никакой ключевой роли. Это, конечно, важный проект. Я сам в него верю, убежден, что лучшего проекта в Болгарии не будет. За такие деньги и в такие сроки с таким уровнем безопасности никто атомную станцию больше не построит, как мы можем сделать с вами вместе, потому что это, конечно, совместный проект.

Поэтому мы готовы свои обязательства выполнить. Может ли рассматриваться продление? Ну да, наверное, при выполнении взаимных условий. Там же это связано еще с целым рядом накопившихся условий. Но мы должны получить внятную позицию от болгарской стороны как официальную позицию. Мы должны понимать, если это откладывается, то насколько это откладывается, почему, что произойдет за это время, где гарантия, что мы снова и снова не начнем откладывать. Напомню вам, что это восьмое продление за последнее время. И каждый раз, когда это продление возникало, нам говорили «Нам нужно еще 2−3 месяца и все, и мы уже заканчиваем». Причем, причины этого примерно одинаковы: «Мы не успели разобраться». Ну, 2 года. Ну, знаете… Я знаю своих болгарских коллег, это очень профессиональные люди. То, что такие профессиональные люди не могут 2 года разобраться в проекте, вызывает у меня некоторые сомнения. Сейчас, как я понимаю, ссылка связана с консультантами. Но у нас есть точная информация, что консультанты свою работу закончили, о
ни перестали запрашивать у нас материалы еще осенью прошлого года. Консультанты тоже очень профессиональные – они свою работу закончили. Я не знаю, какие выводы они сделали (они нам их не показывают), но я знаю, что они закончили свою работу.

Тем не менее, если будет внятное понимание, на сколько продление, почему, где гарантия, что к концу этого продления это решение, наконец, будет окончательным и будут выполнены условия и обязательства, которые накопились на этот момент, это можно обсуждать.

То, что касается оборудования, да, мы практически закончили, первый комплект готов, у нас все остальное оборудование заканчивается. Там, понимаете, одна проблема – болгарский заказчик не платит за это оборудование, то есть наши заводы работают в долг. Мы берем деньги в банке, несем издержки и платим своим заводам хотя бы частично. Поэтому там базовый вопрос такой: если болгарский заказчик заплатит за это оборудование, он его забирает, ну и волен делать с ним все, что он сочтет нужным. Хотя, конечно, перенос на другую станцию, наверное, возможен, но так, по предварительным оценкам, это лет 7−10, потому что там же проект не готов совсем. Строить АЭС можно только тогда, когда есть проект, разрешение, лицензия. Есть риски, что это оборудование может повиснуть как это один раз уже было по Белене. Помните? Реактор же один раз делался в советские годы, потом его почти за остаточную стоимость продавали. Но это права заказчика. Если заказчик оплачивает оборудование, он волен делать с ним все, что угодно. Если он его не оплачивает, у нас 2 варианта: или пытаться через суд добиться оплаты (это возможно вполне), ну, либо просто мы забираем это оборудование и отдаем на какой-то другой свой проект, в Турцию или куда-то еще.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Японское телевидение Саппоро. Скажите, пожалуйста, Сергей Владиленович, будет ли в повестке дня вопрос о ядерной программе Северной Кореи? Если будет, то с какими предложениями российская делегация там будет выступать?

С.КИРИЕНКО: Нет, вы знаете, насколько я понимаю, в официальной повестке саммита этого точно не может быть, поскольку саммит посвящен другому – он не связан с программами разоружения. Каждый раз для такого саммита выбирается специальная тематика. В данном случае это, вот, собственно, тематика физической безопасности, поэтому она, скорее, связана с действующими объектами эксплуатации атомной станции, с нормами, с законодательством. Вопросы нераспространения ядерного оружия не входят в официальную повестку этого саммита. Но вы правы в том, что эту тему невозможно обойти на полях саммита, поскольку там собираются лидеры всех ключевых стран и поскольку происходит это в Южной Корее… Ну, конечно, вы понимаете, что на полях саммита за пределами официальной повестки дня этот вопрос, конечно же, будет обсуждаться и руководителями стран, и представителями делегаций, и международными организациями, которые в этом будут участвовать. Но в официальной программе саммита этого вопроса, конечно, нет.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Анастасия Таян, японская газета «Сантей». У меня такой вопрос. В прошлом году Япония ратифицировала соглашение с Россией о сотрудничестве в области мирного атома. И начались ли уже разработки каких-то конкретных проектов в России? Если да, то будут ли эти проекты обсуждаться в рамках саммита? И вообще как Россия видит наиболее привлекательные, наиболее такие, приоритетные направления сотрудничества в этой сфере именно с Японией? Спасибо.

С.КИРИЕНКО: Да, у нас ратифицировано соглашение с Японией. Кстати, вы знаете, хотел бы здесь, пользуясь возможностью, сказать слова благодарности нашим японским партнерам – вы понимаете, насколько это в Японии сегодня чувствительная сфера и насколько непросто было выносить на ратификацию в парламент в 2011 году в Японии какое-то соглашение о новом сотрудничестве в атомной отрасли, да еще и с Россией. Понимаю, что это было непросто. Поэтому мы, в общем, очень высоко ценим, что свое обязательство наши японские партнеры выполнили, соглашение было вынесено на ратификацию и было ратифицировано. Сейчас для его вступления в силу нам надо завершить оставшуюся процедуру – там предполагается соответствующий обмен нотами. И в России, и в Японии, собственно, завершается процесс межведомственного согласования этого обмена нотами, поэтому мы исходим из того, что в течение ближайшего времени такой обмен нотами может состояться, и тогда соглашение вступит в силу. К нему, кстати, там еще целый ряд соответствующих документов (
у нас там довольно серьезный пакет создания правовых условий).

С точки зрения содержания этого сотрудничества. Ну, конечно, вы понимаете прекрасно, что очень многое сегодня зависит от решения, которое будет принято правительством Японии, японскими энергокомпаниями о программах и перспективах развития атомной энергетики и в самой Японии, и о логике действий японских компаний за пределами. Ну, нам уже сейчас понятно, что если по политике внутри самой Японии решения еще остаются несколько неопределенными, то с очевидностью японские компании не сворачивают свою работу в третьих странах – они ее даже, скорее, активизируют. Поэтому что у нас в направлениях сотрудничества? Мы традиционно поставляли услуги по обогащению урана и низкообогащенный уран на японский рынок. Ну и если японские станции будут восстанавливать свою работу, значит, у нас начнут продолжать действовать контракты по поставкам.

У нас был очень интересный проект, который, я думаю, мы сможем сейчас обсудить о создании дополнительного транспортного коридора, потому что сегодня у нас был довольно сложный транспортный коридор поставки. Мы отрабатываем с японскими партнерами возможность в одном из дальневосточных портов сформировать специальную базу, которая будет позволять прямую отправку материалов, причем, как наших, так и… Речь идет в первую очередь о природном уране. В том числе у нас здесь в качестве партнера в этом проекте еще и казахстанские предприятия, Казатомпром, поскольку этим же маршрутом довольно удобно можно отправлять и казахстанский уран, как раз добываемый в том числе и японскими компаниями на территории Казахстана. Вот такой транспортный модуль может представлять серьезный интерес.

У нас есть подписанные соглашения о возможности обогащения на российских заводах японского регенерированного урана, поскольку японские энергокомпании накопили в Европе большой объем регенерированного урана, и такая, очень специальная задача обогащения этого регенерированного урана. С этим мало кто в мире может справиться, так, по-крупному, может быть, 2−3 страны. Поэтому такой проект у нас тоже готов и к нему высокий интерес у японских энергокомпаний. Но мы не могли двигаться в хозяйственном плане до тех пор, пока не ратифицировано соглашение. Все это открывает нам сейчас дорогу в этом направлении.

У нас есть интересная перспектива сотрудничества по топливному циклу, по переработке отходов. У нас есть интересное сотрудничество по реактору четвертого поколения, мы вместе работаем и в таких проектах как «Поколение 4», и в рамках совместных проектов по линии МАГАТЭ. Поэтому, вот, собственно, перспективные технологии, перспективные материалы – это новые реакторы, это тоже такая тема для совместного сотрудничества с японскими энергокомпаниями. Ну, в общем, спектр может быть еще достаточно широк. Да, это, кстати, связано может быть с совместной работой и в третьих странах – такие проекты у нас тоже есть. Японские энергокомпании довольно серьезно заинтересованы были в вопросах совместного участия в добыче природного урана и на территории РФ, и на территории третьих стран. Вы знаете, что мы приобрели сейчас довольно большое количество активов урановых. Ну и, в принципе, поскольку мы двигаемся в логике стратегического партнерства, то мы открыты к соответствующей работе по этому направлению.

У нас до вот этой вот паузы в атомной программе Японии обсуждались возможности участия японских энергокомпаний в инвестировании в мощности по обогащению урана на территории РФ. Тоже возможный вопрос, тоже открыт.

Я бы сказал, что все, что у нас лежало на столе до вот этой паузы, у нас осталось в силе. Ну, дальше, скорее, вопрос сейчас будет… Мы продолжаем двигаться, мы не останавливаемся. Японские энергокомпании вынужденно остановились. В третьих странах мы будем продолжать с ними вместе работать, темпы их работы на японском рынке зависят от решения общества и правительства Японии.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Китайское информационное агентство Синьхуа, Вера Приловская. Скажите, пожалуйста, чем вообще этот саммит будет отличаться от предыдущего? Или это будет обычная сверка часов? И какие новые предложения вообще готова внести Россия? И если можно, еще чуть подробнее о теме сотрудничества с Китаем (вы сегодня уже упомянули). Спасибо.

С.КИРИЕНКО: Спасибо. Вы знаете, конечно, и сверка часов здесь тоже присутствует. Не зря страны, держатели всех сегодняшних ядерных технологий, а, значит, и ответственности за безопасность в мире, определили, что такой саммит проходит на регулярной основе, и причина этого как раз в том, что нужно с определенной периодичностью еще и сверять часы. Поэтому, безусловно, я считаю, что будет и подведение итогов тех планов, которые были определены участниками саммита в прошлый раз в Вашингтоне. Это, безусловно, так. Но все-таки особенность этого саммита связана с тем, что он посвящен как раз именно физической безопасности – в первую очередь физической безопасности объектов. Это такая целевая особенность. Причина тоже очень понятна – это связано и с событиями на Фукусиме, конечно же. Но это является логическим продолжением предыдущего саммита. То есть, собственно, так последовательно собираясь, руководители стран проходят все ключевые аспекты безопасного развития мира, касающегося вопросов атомной отрасли – и военного применения, и гражданского применения. Поэтому абсолютно логично так, в продолжение и в развитие темы предыдущего саммита идет и тема этого саммита.

Я уже сказал, мы не готовим ничего специального, чтобы вынуть из кармана на саммите, поскольку позиция России в вопросах ядерной безопасности – она открытая, прозрачная и мы все свои предложения не откладываем до саммита, мы их выдаем по мере совместной работы. Поэтому инициативы Президента России прозвучали в прошлом году безотносительно к саммиту, и они уже реализовываются – это правильно, не надо их туда откладывать. То же самое касается и вопросов физической безопасности. Мы активно работаем с МАГАТЭ и в первую очередь на площадке МАГАТЭ. Вот я уже говорил, по вопросам физической безопасности у нас в прошлом году 19 контрольных проверок надзорных контрольных органов прошло. Кроме того, прошло еще 28 учений и 1383 тренировки с участием силовых структур. Это за год на атомных станциях России 1383. Общее количество задействованных специалистов – 47 тысяч человек и 900 единиц техники. То есть это такая вещь, которая… Я просто хочу сказать, что вопрос безопасности и физической безопасности, ядерной и радиационной безопасности – это вещь, которой нельзя заниматься от саммита к саммиту, это вещь, которой надо заниматься каждый день. Поэтому в этом смысле мы ничего специального не приготовили, но нам есть, что предъявить с точки зрения того, что все обязательства, которые Россия на себя брала, полностью исполнены и мы очень активно работаем с тем, чтобы оказывать содействие и нашим партнерам. Вот, наверное, такая особость позиции России в том, что мы активно предлагаем всем нашим партнерам не просто коммерческий контракт. Когда мы говорим «Мы заключили контракт на строительство станции, вот мы станцию построили и все, все остальное – не наше дело». Нет, мы говорим о том, что вот эта особая ответственность таких стран как Россия, США, Франция заключается в том, что мы должны помочь нашим партнерам комплексно решить проблему. Мы сегодня, работая с нашими партнерами, говорим о том, что мы готовы построить вам атомную станцию, мы готовы помочь вам вместе с международными экспертами создать национальное законодательство, если у вас еще такого нет. Мы готовы провести обучение ваших специалистов». У нас сегодня в Национальном исследовательском университете МИФИ уже проходят обучение 195 иностранных студентов в данный момент времени, и мы каждый год наращиваем. Это как раз все наши ключевые страны-партнеры – это и Турция, это и Вьетнам, это и Иордания, это и Монголия. И мы будем расширять эту зону.

Мы говорим о том, что мы готовы оказывать содействие по линии контрольно-надзорных органов и отдельную работу большую очень проводит Ростехнадзор в этом направлении и по обучению специалистов, и по обмену опытом, и по проведению стажировок соответствующих. Мы говорим о том, что мы готовы заключить долгосрочные контракты с местными предприятиями, постараться максимально развернуть заказ на местных предприятиях с тем, чтобы строительство атомной станции было толчком для развития национальной промышленности соответствующей и максимально задействовать местных производителей.

Мы говорим о том, что мы готовы построить еще и все, что связано с системой, ну, собственно, замыкания топливного цикла с переработкой отходов, с захоронением. Ну, собственно, мы готовы оказать все услуги по созданию всей системы, связанной с созданием и развитием атомной энергетики в соответствующей стране. Это важная вещь. Я считаю, что это вот такой важный подход, с которым как раз идет Россия. И мы предлагаем целый ряд таких требований закрепить еще и в качестве обязательных международных требований. Это, вот, собственно, тоже такая инициатива России. Как я уже сказал, мы ее не к саммиту вытащили, мы занимаемся этим давно и очень последовательно. И нас очень радует, что это поддерживают наши основные партнеры. Как я уже сказал, это нашло поддержку и на «большой восьмерке», и на саммите «большой двадцатки», и на Генконференции МАГАТЭ, и в наших двусторонних контактах и с американскими партнерами, и вот в том соглашении, которое подписано главами правительств России и Франции как тоже одного из наших ключевых партнеров.

Ну а с точки зрения Китая мы удовлетворены ходом сотрудничества. У нас прошлый год был очень богатым. Как я сказал, мы сдали совместно опытный экспериментальный реактор на быстрых нейтронах с участием российских специалистов и по российским технологиям. Это, в общем, важнейшая вещь, это включило Китай в группу из четырех стран, в которых есть действующие исследовательские быстрые реакторы.

Вторая тема: мы досрочно сдали завод по обогащению урана по российским технологиям на территории Китая. Ну и у нас очень успешно идет эксплуатация первых двух блоков Тяньваньской атомной станции. У нас вступил в силу контракт на сооружение третьего, четвертого блока, то есть второй очереди Тяньваньской атомной станции. Это важный для нас показатель, потому что понятно, что… В данном случае наши китайские партнеры покупают не рекламный буклет, когда мы что-то рекламируем и они соглашаются, еще не потрогав это руками. А это 2 блока, которые построены, и нам заказывают 2 дополнительных блока по итогам эксплуатации первых двух. Это дорогого стоит, потому что это означает, что эти первые 2 блока дали хорошие показатели и хорошие результаты.

У нас есть еще целый ряд направлений сотрудничества с нашими китайскими партнерами, но я не оставлю иначе время всем остальным, если буду подробно рассказывать.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Анастасия Лаукканен, русская служба «Голос Америки». Подскажите: учитывая, что Россия и Америка – 2 главные страны в вопросах ядерной безопасности, могут ли как-то результаты выборов президента скоро повлиять на сотрудничество России и Америки в этой сфере? И если будут какие-то политические проблемы между двумя странами, повлияет ли это как-то на работу в ядерной безопасности? Спасибо.

С.КИРИЕНКО: Спасибо. Нет, я не вижу никаких проблем. Внешнеполитическая сфера – не совсем моя кафедра, поэтому я, скорее, здесь экспертное мнение свое говорю. Но я не чувствую каких-то проблем. У меня есть ощущение абсолютной преемственности сотрудничества между Россией и США. Знаете, мне кажется, что в таких вопросах как ядерная безопасность, ядерное нераспространение мера ответственности двух наших стран настолько высока, что она гораздо важнее всех остальных. Там мы можем о чем-то по мелочам спорить, где-то не соглашаться друг с другом. Но это особая мера ответственности стран, создавших сегодняшний потенциал ядернооружейный, создавших технологии соответствующие и осознанно взявших на себя ответственность, знаете, в такой логике, что мы отвечаем не только за то, чтобы у нас все было безопасно, но и за то, чтобы создать правила и системы, когда и в мире это будет безопасно. И мы должны не просто к этому призывать, но и действиями это обеспечивать. Ну, как вот то, что я говорил сейчас связанное с вывозом, с
утилизацией высокообогащенного урана, ну и многое другое, вот весь этот набор совместных инициатив.

Поэтому у нас полным ходом идет работа. Вот сегодня вечером у нас запланирован еще телефонный разговор с моим партнером по рабочей группе президентской комиссии, с Дэном Понеманом, первым заместителем Министра энергетики США – мы как раз хотим с ним свериться о том, как идет выполнение плана нашей совместной работы. А в Сеуле, по-моему, на понедельник у меня уже запланирована встреча с министром, господином Чу. Поэтому тоже, в общем, пройдем по всему спектру. Честно говоря, я очень удовлетворен тем сотрудничеством, которое у нас есть в атомной отрасли. У нас полное взаимопонимание с партнерами.

КОРРЕСПОНДЕНТ: У меня вопрос имеет некое отношение к теме о радиоактивных отходах. Вышло на днях правительственное распоряжение, в котором определен национальный оператор по обращению с РАО. Когда это предприятие будет создаваться? И на базе чего? И в этом смысле место РосРАО тогда в этой единой системе национальной по обращению с РАО?

С.КИРИЕНКО: Да. Собственно, процесс создания уже пошел, мы как раз ждали именно этого постановления правительства, потому что в прошлом году у нас вышел закон соответствующий, а в этом году вышло постановление правительства. Процесс начинается, и он, собственно, довольно жестко регламентирован законом, то есть что должно быть сделано. Разделение полномочий вот этого национального оператора и компании РосРАО – оно очень точное и ясное. РосРАО – это компания, которая осуществляет услуги в сфере хранения, переработки, утилизации, ну, прямо скажем, это бизнес. РосРАО – это бизнес. Это экономический субъект, хозяйствующий субъект, который осуществляет свою деятельность на принципах, ну, в общем, экономической целесообразности. Да, конечно, это государственная компания. Вопрос государственных интересов и безопасности для нее абсолютно приоритетен, как и везде в атомной отрасли. Но, тем не менее, это экономическая деятельность, в которой должна быть нормальная рентабельность, должна быть нормальная организация работы.

Мы вообще перед РосРАО ставим задачу сформировать на базе РосРАО такой дивизион, который будет оказывать услуги по переработке, по выводу из эксплуатации не только в РФ, но и в мире. Мы же, Росатом сегодня глобальная корпорация, работающая на мировом рынке, но мы сегодня, в основном, работаем в топливном цикле, в сооружении, в машиностроении. В замыкающей части топливного цикла мы пока всерьез не работали. Мы именно поэтому приобретали контрольный пакет компании Nukem – это что принесло нам дополнительные возможности и дополнительные технологии, навыки и квалифицированных специалистов. Вот, собственно, задача РосРАО – это создание бизнеса на мировом рынке, связанного с замыканием топливного цикла.

А национальный оператор – это другое, это государственная функция. Это зона ответственности государства, это вообще не бизнес. Поэтому национальный оператор создан как некоммерческая организация, он не занимается никаким бизнесом. Он по заказу государства и от имени государства осуществляет работу по окончательному захоронению. То есть там то, что связано с радиоактивными материалами, отходами, которые должны быть, ну, окончательно изолированы. Это все, что относится к результатам военных программ. Ну, то есть это зона ответственности государства. И вот здесь, собственно, ключевое отличие: эта деятельность носит не коммерческий характер, это компания, которая живет, ну, что называется, на проверяемых тарифах и расценках, то есть она получает только возмещение прямых затрат. При этом она полностью контролируется государством. Это и заложено в модель закона, потому что принятый в прошлом году закон – он как раз очень точно делит зоны ответственности. Он говорит: «Все то, что накоплено государством по военным программам, по старым программам, которые делались государством, — это зона ответственности государства. Все вновь возникающее – это зона ответственности соответствующего оператора, и он за это должен будет платить деньги в установленном порядке». Вот, национальный оператор – это зона ответственности государства, это госфункция.